Интервью с самой собой: однажды

Такие – культурно-насыщенные – дни бывают нечасто…
Утро началось с репетиции к концерту «Шуршание и Шум», посвящённому Шуману и Шуберту. Сегодня репетировали Шуберта. Мы все знаем, что он гений, это даже не обсуждается, а зря. Зря не потому, чтобы это как-то хочется опровергнуть – это невозможно. А для того, чтобы хоть попытаться понять: что происходит с человеком, который попадает под чары волшебника. Ведь и мелодия понятна, и гармония поддается анализу – всё перед тобой. А вот, только начинают звучать первые ноты, и под этот ритм тут же подстраивается сердце, вернее, кажется, что Шуберт знал, как хочется стучать моему сердцу. Шубертовские восьмые моментально вводят в состояние невесомости – с одной стороны, но и дают точку контакта с этим миром. Кто-то хорошо сказал: балерина танцует легко, но на твёрдом полу. Вот как-то так и чувствуешь себя, когда шубертовская музыка попадает в тебя и, как газ, заполняет весь твой внутренний мир. Скажу сразу – с Шуманом так же. Осталось, не расплескав, донести до зрителя и поделиться самым сокровенным.
Это было утром. И вот на этой высоко-культурной волне и прошёл весь день. По делам вновь попала в Музей Арбузовых. Дела, конечно, творческие: запланировали съёмку, результатом которой будет небольшой фильм о…нотном сборнике, который хранится здесь. И о его первых владельцах – супружеской чете Мюфке.

Жена великолепного архитектора была родной сестрой великого химика. Тут выяснилось, что Мюфке родился прямо сегодня. А ещё договорились, что летом хорошо бы сделать романсовый вечер на веранде, где так любили проводить время Арбузовы. 

Этот Дом – из тех волшебных мест, в которые, раз попав, добровольно не уйдёшь – старинные двери со старым ключом, впуская тебя и закрываясь, ставят надёжный заслон между тобой и суетой. Один шаг – и хочется говорить медленней и правильней, идти с прямой спиной и плавно, улыбаться и прислушиваться к неспешному тиканью старинных настенных часов. Да-да, часы тоже не спешат!

Далее по плану была почти детективная история. Наш друг из Самары – коллекционер и искусствовед Николай Кружков как-то прислал интересную статью. Речь шла о картине Н. Кузнецова «Москва. Третий километр», фотография которой была напечатана в газете и запала в душу Николая, став одной из любимых.

Но никакой информации ни о художнике, ни о самой картине узнать не удавалось. А буквально на днях мне попалась информация, что в Выставочном зале Союза художников Татарстана открывается выставка… Н. Кузнецова «Импрессионизм индустриального пейзажа».

Мы с Николаем решили, что это именно он, и я запланировала исследовательский поход на открытие выставки. Да! Это был именно он – Николай Дмитриевич Кузнецов! Правда, этой картины на выставке не оказалось: по словам куратора, «Третий километр», попутешествовав по СССР, осел в каком-то санатории. Но и сюжеты, и рука мастера, и взгляд куратора, который воскликнул: «О! Третий километр! Сам давно её ищу», подтвердили невероятное совпадение. И вот тут началась ещё одна магия… Пейзажи – и городские, и индустриальные, и волжские. Но в них совсем нет обыденности. Смотришь на картину и видишь гораздо больше, чем на ней изображено. Так одухотворить промышленный пейзаж, вложить столько лирики в железнодорожные пути, так точно напомнить о детстве!..

«Истинный талант живописца превращал привычные производственные пейзажи в мощные цветовые гармонии, где каждый мазок и каждое пятно как бы жили своей жизнью и имели свой смысл» (Д. Валеева). На своих мастер-классах я часто говорю о том, что из песни надо сделать картину. А здесь картина – и песня, и высокая поэзия!

После чашечки кофе оставался час до вечернего мероприятия, и я решила продолжить услаждать свой глаз и отправилась в Музей изобразительных искусств, в котором после ремонта ещё не была. Кстати, одним из архитекторов Дома Сандецкого – ныне Музея ИЗО был… Карл Мюфке!

Что сразу обрадовало меня – наблюдателя, это то, что теперь, после ремонта, падающий на картины свет не бликует потом на фотографиях. Подход, конечно, обывательский, но ведь так хочется «унести» всю эту красоту с собой! Шишкин, Васильев, Тропинин, Репин, Жуковский… 

Когда подходишь к картине на такое же расстояние, на каком находился художник, и видишь всё так же (ну, как так же? На таком же расстоянии), то ощущаешь плечо мастера, его самую тонкую кисть, запах травы и краски, радость и нетерпение художника, пронзительный взгляд и даже любовь. 

А ещё, подойдя ближе, можно (почти) очутиться внутри, как Петя из мультфильма, «запрыгнув» в ̶э̶к̶р̶а̶н̶ полотно.

А на втором этаже меня ожидала выставка художника… Кузнецова. Только Павла Кузнецова и он из Саратова (в этот момент опять всё перепуталось, потому что Мюфке последние годы провёл именно в Саратове). Я спросила смотрителя: не родственник ли этот Кузнецов тому, чью выставку я только что открыла (в прямом и переносном смысле)? «Нет, – ответила мне строгая женщина, – Кузнецов ведь распространённая фамилия». И всё-таки мне показалось, что два Кузнецовых на одной улице (и ИЗО и Выставочный – через дорогу друг от друга) – это чересчур.

 Павел Варфоломеевич родился на сорок пять лет раньше своего однофамильца, прожил долгую плодотворную жизнь. Его учителями были Серов и Коровин. Занимался и живописью, и графикой, был театральным художником, педагогом.

 А вот одно высказывание о художнике: «В его искусстве было то бельканто, которым итальянцы определяли хорошее пение. Кузнецов не писал, а воспевал природу, страстно её любя» (М. Бебутова). Опять музыка…
 
Музыка не отпускала ни на миг: уже вечером звучала другая музыка – Музыка Поэзии. В исполнении Ольги Иглиной мы слушали стихи Хуана Рамона Хименеса. В исполнении Маргариты Коварской звучала фортепианная музыка. В моём воображении Шопен перекликался с утренним Шубертом, а «картины» Хименеса были наполнены красками Кузнецовых…
Столько видов искусств сошлось для меня в этот день. Не хватало книги. А в Музее Аксёнова, где проходил поэтический вечер, на пианино лежат книги, которые можно просто забрать себе. И когда я увидела книгу Э. Кузнецова о Пиросмани, то поняла, что эта книга уйдёт со мной.

 

Хотя фестиваль «Сирин» с моим участием проходил в далёком 2001 году, до сих пор воспоминания о нём меня волнуют, и послевкусие не исчезает...
Началось с того, что мне позвонили организаторы и пригласили на фестиваль женского вокала. Узнать подробнее о фестивале было тогда неоткуда, поэтому представление составила по словам звонившего. Мне рассказали так: главное — женский вокал в разных проявлениях: рок, эстрада, фольклор, опера, романсы. Нам предлагалось «отвечать» за романсы. И мы поехали в Тюмень втроём: гитарист Александр Лаврентьев и Алексей Гомазков — мой муж и на тот момент директор-администратор.
Первые подозрения о том, что это не совсем наш праздник, закрались, когда у девочки, нас встречавшей, сильно округлились глаза после нашего вопроса: а в какие музеи Тюмени вы посоветуете нам сходить? Она так и не ответила, отвернувшись и приуныв. Поселили нас в общежитии, как потом никогда и нигде не селили. Уже в конце станет понятно, что всё это — часть единства времени, действия, выстроенной драматургии и сконструированной стилистики.
Придя в зал, ещё как зрители (наше выступление запланировано на третий день), мы были буквально ошеломлены количеством аппаратуры на сцене: казалось, этот ДК просто не выдержит напора звука и выплюнет противоположную стенку. Но ещё большее удивление нас ожидало, когда первый концерт начался. И это было похоже на какое-то совсем другое событие, ну никак не на фестиваль. Зал был пустой — несколько подростков пришли послушать что-то, для них неизвестное, и для настроения захватили с собой много пива. Отдельной кучкой в углу зала сидела элита российской музыкальной журналистики во главе с Артёмом Троицким — на минуточку. И в довершении всего со сцены полился на нас такой школьно-гаражный рок, какой дворники гоняют из подвалов, не давая подросткам проявить себя. Ну, так я для себя определила всё происходящее. То есть, было ощущение, что проходит закрытый конкурс рок-вокалисток среди школьниц. Только в жюри позвали самых строгих судей, а аппаратура тут случайно оказалась: её, видимо, складировали после какого-то вчерашнего мега-супер-концерта на стадионе.
Про школьно-гаражный рок: так я описываю свои тогдашние ощущения, сейчас понимая, что среди этих певиц, в то время начинавших свой творческий путь, многие в настоящий момент добились и славы, и известности, и мастерства — и абсолютно заслуженно. Но тогда я не могла понять: где фолк, опера, и что-то ещё из другого теста хотя бы?!
Первая мысль: немедленно уехать. Правда! Мы были не просто чужие на этом празднике, а абсолютно ему противопоказаны. Но отступать — не наше правило. Мы дождались своего — третьего — дня. За это время уже как-то пообтесались, хотя представить себя на этой сцене я так до конца — до выхода — не могла.
Пришёл и наш черёд. Я надела длинное платье (ничего другого — сценического — не привезла!) с декольте, мы настроили полуакустические гитары и пошли на сцену... Кстати, подготовилась я тщательно: для начала выступления выучила песню Луизы Леонтьевой «Сирин» — хотелось сделать приятное организаторам.
Вот, говорят: «как гром среди ясного неба»? А мы были наоборот: до нас всё громыхало, свистело, пыхтело, скрежетало, хрипело, истерило, билось об пол, пугало, угрожало, задыхалось и падало. И тут вышли мы: фрак, концертный туалет, каблук-шпилька, нюансы, полушёпот, лирика и всё такое прочее. Молодёжь с пивом, проявив, не смотря на количество выпитого, завидную прыть, быстро свалила из зала. Остались только некоторые участники и то самое «жюри». Мы спели и ушли. Правда, потом нам несколько человек сказали: «я думал романсы — дерьмо поганое, а нет: ниче, оказывается». Ну, хотя бы так.
Из приятных моментов был прямой радиоэфир совместно с Натальей Медведевой. Тема: романсы. Вы помните, наверное, что она тоже пела романсы, хотя очень своеобразно. Но вот почему-то нас решили объединить этой темой. Наталья была женщиной ой какой неординарной. Я помню паническую атаку каждого из организаторов, на кого она только собиралась бросить взгляд. Разбегались от неё все, а кто был вынужден вести с ней диалог — на любую тему — тот шёл, как на плаху. Да, она строила всех и была недовольна всем. Ну хотя бы пустым залом. Хотя, что уж тут сердиться — подумаешь, публику не собрали!
Так вот, нас отправили на радиоэфир. Наталья, которая на мир смотрела как на картинки 3D, и на меня почти не обратила внимания, пока не началась беседа. Не то, чтобы я говорила что-то выдающееся, но чем-то её зацепила. Может, тем, что её не боялась, а разговаривала по-человечески. Она выплыла из своего полусна, сконцентрировала на мне взгляд, и мы мило порассуждали на тему романса и его места в нашей жизни. И мой триумф на фестивале состоялся не на сцене, а за кулисами, когда Наталья при всех подошла ко мне сама, сказала что-то приятное и подмигнула в знак поддержки! Тут организаторы буквально кинулись ко мне с вопросом: «Как вам удалось?!» Что удалось? Поговорить по-человечески? И не шарахнуться от человека, которого вы сами же и пригласили?
Короче говоря, это был фестиваль рок-музыки во всех его проявлениях: жить рокерам, типа, всё равно как, слово «музей» они вообще не знают, выступать им всё равно перед кем, а хоть бы и в пустом зале. Тем более за счастье в такие колонки поорать, да перед журналистами (вдруг заметят и напишут, а потом слава и успех!) — что им рокершам ещё надо? Это я так говорю, как, видимо, организаторы тогда думали. Но зачем они позвали нас?! Этот вопрос до сих пор не дает мне покоя, когда я вспоминаю тот март 2001 года.
Ещё много нюансов и деталей, как «за» фестиваль, так и «против», можно вспомнить, но это уже мелочи.
Если всё это выразить одной фразой, то лучше я приведу цитату Александра В. Волкова из статьи «Сирин — 2001. III межрегиональный фестиваль женского вокала»: «Третий день по оценкам очевидцев стал самым спорным. Бесспорна была лишь певшая романсы Юлия Зиганшина, насколько классная, настолько же в данном контексте и неуместная». Точка.

В 2005 году мы стали ездить на гастроли в Польшу. Начиналось всё необычно, и выезд весной не состоялся. Об этом подробно можно прочитать тут. Впервые мы попали туда осенью 2005 года.
Наш продюсер пан Кшиштоф серьёзно озадачился нашим продвижением в своей стране и, надо сказать, в этом очень преуспел — мы выезжали в Польшу много раз, и всегда на концертах собирались полные залы. Поначалу это была заслуга русских песен и романсов, которые значились на афишах крупнее наших имён. А потом зрители уже стали приходить, чтобы послушать романсы и песни именно в нашем исполнении.
Сотни километров дороги, залы и большие, и очень большие (самый, пожалуй, большой — это оперный театр «Рома» в Варшаве). Филармонии, театры, дворцы культуры... Города — большие и маленькие — уже не сосчитать — сколько. Выступления на радио, интервью, сотни автографов на сотнях проданных дисках...
Но это всё будет потом, а наши вторые гастроли в июне 2006 года Кшиштоф решил начать неожиданно — участием в конкурсе русской песни в Зеленой Гуре. Думаю, что вы помните такой праздник русской песни. Эти конкурсы проводятся и сейчас: вызывают большой интерес и собирают огромный амфитеатр.
Скажу сразу — из этой затеи ничего не вышло, иначе мы бы с гордостью носили звание лауреатов! Но сама история нашего участия любопытна.
Кшиштоф сказал: надо. Мы с гитаристом Александром Лаврентьевым ответили: с удовольствием! — Что поём? — Там выберут из ваших альбомов. — Ок.
Выбрали. Пожалуй, самую неконкурсную вещь вообще — романс Михаила Глинки на стихи Петра Рындина «Как сладко с тобою мне быть». Это произведение не любой романсовый-то конкурс выдержит, потому что в нём главное — не яркость, звучность, пафос и весомая кульминация, а нежность, проникновенность, таинственность, трепет и кружева. Мы ведь знаем, что на любом конкурсе надо показать себя сразу и ярко, а этот романс можно петь только тогда, когда уже настроишь публику на тончайшее внимание.
Удивились. Предлагали поменять произведение, но нам отказали: там всё уже решено и обжалованию не подлежит.
Ну, ладно. Приезжаем в Зелену Гуру. Приглашают на репетицию. И тут — следующая новость: исполнять этот романс мы будем под аккомпанемент эстрадно-симфонического оркестра! Как?! Это невозможно! — кричим мы. Оркестровка готова и отрепетирована — ответили нам.
Ну вот и всё. Осталось только выйти и спеть. Вернее, прокричать, чтобы на фоне оркестра хотя бы быть просто услышанной.
Вот так и прозвучал романс: эстрадно-симфонически, с мощно-наглыми духовыми и раскачивающимися бэк-вокалистками, которых почему-то не нагрузили какими-нибудь «вап-па!» — очень бы пригодилось. Плюс моё романсовое платье... Короче говоря, почти смешная история.
Именно эту запись, которая всплыла недавно из архивных закромов, предлагаю вам послушать!

Юлия Зиганшина и Александр Лаврентьев на конкурсе русской песни в Зелена Гуре.

И несколько фотографий!

Репетиция.

В ожидании концерта.

Полный амфитеатр!

Концерт начинается.

Фотографии на память.

Александр Лаврентьев.

Готовился к выходу наш новый альбом. Вернее, уже были готовы и запись, и сведение. Мы ждали заводского тиража.
Этот альбом (наверное, как и все, но этот более других) мы ждали особенно нетерпеливо: долгое неверие в то, что он вообще может выйти; запись с большим количеством музыкантов, которая длилась почти год; поиск возможностей его издать. А всё дело в том, что это был альбом «Всё она всё она» с переводами мировых хитов на русский язык Алексея Гомазкова. При выпуске любого альбома необходимо отрегулировать авторские права, а сложность этого состояла в том, что мы записали 26 песен, соответственно, нам нужно было найти 26 композиторов и 26 поэтов, живущих по всему миру, либо их правопреемников, чтобы договориться о включении каждой песни в альбом — наше законодательство обязует лично договориться с каждым. А "каждый" может сказать: «Миллион долларов и песня ваша» или «Мой дедушка никому не разрешал петь его песни». Именно поэтому выпуск альбома в принципе мог не состояться.
Но всё сложилось чудесным образом: выпускать решили в Польше (спасибо нашему польскому продюсеру) — в Польше другая система урегулирования авторских прав: да, тоже деньги, но конкретная сумма и не нужен личный контакт. И спасибо нашим дорогим друзьям, которые поддержали нас материально!
Для чего я это пишу? Чтобы вам было понятней, насколько мы все были в предвкушении! Сколько нервов, сил, терпения и нетерпения скопилось в нашем ожидании!
Пик этого состояния пришёлся на август (сразу скажу, что в конце августа альбом благополучно вышел, приехал в Россию и продолжает радовать нас и неравнодушных к нашему творчеству!) А в августе у меня день рождения. Праздновали его на моей любимой базе отдыха, где своя прекрасная компания, далёкая от наших переживаний (ну, в принципе, такого рода волнения вообще никого не должны касаться, кроме непосредственных участников). Так вот, перед праздником я бегаю накрываю дачный стол, в меру нервничаю (это у нас в роду: без нервов не обходится). А тут ещё и Ника — мой верный друг и товарищ — куда-то запропастилась. И вот в назначенный час подходит первая гостья, несёт в подарок арбуз. Говорит приятные слова, а я ничего понять не могу: за арбузом на её футболке мне мерещится обложка нашего альбома. Потом подходят ещё две гостьи. Идут они не спеша, увлечённо заканчивая разговор. И я вижу: на их футболках — тоже мой альбом. И вот вся компания собирается, а я в полном недоумении — на груди каждого — мой альбом. Мне показалось, что я в лёгком помешательстве: докатилась, везде мерещится!
Оказалось, Ника приготовила мне такой сюрприз: каждого гостя одеть в белую футболку с обложкой будущего альбома! Это было необыкновенным подарком! Стало совершенно ясно: то, что мы так долго ждём, точно скоро станет реальностью! И думаю, Ника таким образом приблизила счастливый момент!

Вспомнился один концерт!
Однажды меня пригласили музыкально украсить ХХIII Международную научную конференцию «Математика. Компьютер. Образование.» в Объединённом институте ядерных исследований в Дубне. Как однажды сказал Леонид Серебренников, когда мы выступали в МИДе России: «Чем богаче организация, тем хуже у неё аппаратура». Я не знаю, насколько богата на аппаратуру наша ядерная промышленность, наверное, это военная тайна, но аппаратура в их концертном зале не поддавалась никакой критике: было ощущение,что она старше всей ядерной физики! С большим трудом местный звукорежиссёр что-то примотал скотчем, как-то уговорил стоять стойку, поколдовав, подключил гитару. Мне пришлось петь, не шевелясь, потому что при малейшем движении что-то начинало хрустеть или вовсе могло упасть. Но главное — концерт состоялся, аппаратуру я победила, как-то приспособившись, всё прошло прекрасно!
После выступления звукорежиссёр — молодой человек — мне говорит: «Я в восторге!» Мне было очень приятно — когда молодые люди восторгаются романсами, чувствуешь, что жизнь проходит не напрасно! И тут он добавляет: «С этой аппаратурой ещё никто не справлялся». Ну что ж, и это комплимент!

Однажды у меня брала интервью журналистка одного казанского издания. После беседы она (уже не помню как её зовут), подарила книгу — альбом фотографий. Это был год тысячелетия Казани — 2005-й. К юбилею города выпускалось много праздничной печатной продукции, и этот альбом — в их числе. Как и полагается в таких изданиях, там всё было разделено на рубрики: Производство города, Наука, Образование, Люди. И вот, листая этот альбом, я увидела примечательную для меня фотографию «Расклейщик афиш», на которой была и моя афиша! Это очень трогательный привет из прошлого, потому что, во-первых, приятно вспомнить любой концерт — а этот был не простой: презентация нового тогда диска «Ты»; во-вторых, в этой фотографии — Казань моего детства: каменный забор, которого, кажется, уже нет; афиши на заборе (сейчас уже так не вешают), даже мусор на земле: и его уже нет, в Казани сейчас гораздо чище; да и человек — из прошлого. Хотя это уже двадцать первый век, но Казань ДОтысячелетняя очень отличалась от себя самой после 2005 года. И вот на этой фотографии всё наводит на воспоминания!.. Осталось добавить, что концерт этот состоялся 5 октября 2003 года, стало быть, снимок сделан в сентябре. А сам альбом с фотографиями вышел в 2004 году. Автор фотографии мне не известен — все фотографы альбома идут списком.

Вот и сама фотография!
И афиша того концерта:

Совсем недавно в моей жизни случилось историческое событие! Не вселенского масштаба, даже не в масштабе страны или города — а моё личное историческое событие!
На концерте романсового клуба «Элегия» я пела «Под лаской плюшевого пледа» — романс из кинофильма «Жестокий романс». В этом фильме романсы исполняет, как известно, Валентина Пономарёва.
Я много раз писала о том, что именно этот фильм — моё окно в мир романса, что с него началось увлечение этим бесконечно интересным жанром, что на этот голос отозвалась моя душа, что и этот фильм, и этот голос — отправная точка моего творческого пути.
Так вот: Валентина Дмитриевна была в этот вечер в зале! Я и раньше имела честь петь для неё. Она бывала на моих концертах, мы встречались и общались. А вот петь для неё ЕЁ романсы мне не приходилось. Исполняемый репертуар с организатором концерта и руководителем клуба «Элегия» Валентиной Кемниц мы обсудили давно, а то, что Пономарёва будет в зале, я узнала прямо перед концертом.
Это очень волнующий момент моей жизни! Даже не знаю — с чем сравнить эти ощущения! Могла ли я подумать и помечтать тогда, когда смотрела и пересматривала фильм, слушала до царапин пластинку, что буду петь для этого человека ЕЁ романс?! Какая-то связь замкнулась. Я могу сказать, что попыталась вложить в исполнение всю свою благодарность, дать понять, что хочу оправдать доверие (правда не оказанное, а мной самой взятое), не подвести, не испортить, рассказать, что знаю наизусть каждый нюанс эталонного исполнения, но в то же время показать, что мне не всё равно, что в романсе заключена и моя задача — не скопировать, а опираясь на образец, сделать всё-таки по-своему! Вот такая буря чувств и эмоций посетила меня в этот вечер!
Валентина Дмитриевна пришла ко мне за кулисы и только природная скромность не позволяет мне повторить то, что она сказала. Не просто похвалила, а нашла слова, о которых я и мечтать боялась!
Не знаю — слышно ли это в исполнении, но вот здесь — запись именно этого романса с именно этого концерта!
И здесь — финал концерта с неповторимой, несравненной Валентиной Пономарёвой!

До сих пор находясь под впечатлением от концерта Нани Брегвадзе, пересматривала в интернете передачи с её участием. Одна из них — «Пусть говорят» — выпуск, посвящённый недавнему юбилею певицы. И вдруг получила неожиданный и очень приятный подарок для себя: на экране сменяли друг друга фотографии и кадры из жизни Нани Георгиевны. И тут на одной из фотографий я увидела себя! Этот снимок был сделан после одного московского концерта несколько лет назад, где я имела честь и счастье петь в такой потрясающей компании. И этот концерт, и сам момент съёмки я прекрасно помню, но фотографии такой у меня не было. Теперь есть!

Моя дочь периодически (не часто, но регулярно) просит меня поиграть на виолончели. Виолончель я очень люблю и именно из уважения к этому трепетному инструменту — играть отказываюсь: как надо — уже не могу, а как получается — не хочу.
Но однажды, всё-таки поддавшись на уговоры, согласилась. Более того, воодушевилась и даже предложила: «Давай устроим концерт трио — я буду играть на виолончели, мама Фирузы (одноклассницы) — на скрипке, мама Рафаэля (одноклассника) — на фортепиано». (Обе мамы закончили консерваторию. Такие у нас мамы! Правда, только одна постоянно работает по музыкальной специальности).
Моя дочь подумала и сказала: «Думаю, на этот концерт приду я, Фируза и Рафаэль!»…
Энтузиазму поубавилось!:)…

Очень трудно описать словами звук, мелодию, а очень хочется. Потому что звуки, вернее, звуки музыки, способны произвести самое неизгладимое впечатление и всколыхнуть чувства, которые останутся с вами навсегда.

Вот три эпизода из жизни, когда от звуков бежали мурашки, замирало сердце.

Эпизод первый.

2007 год. Испания. Недалеко от Барселоны. Всемирный слёт бардов. Заключительный концерт проходит в старинном замке, сцена — на ступенях этого замка.

Ночь, лето, Испания — красота невозможная! И вот на сцене начинается концерт, и со сцены льются знакомые уху песни, родные голоса — атмосфера наша. И постепенно, с течением концерта внимание переключается на сцену, на какие-то мгновения ты забываешь, где ты, потому что это и не важно. Такой концерт может сейчас пройти, я думаю, в любой точке света — везде есть наши люди!:)

И вот, когда прозвучала заключительная песня: «Виноградная косточка» Булата Окуджавы, вдруг в небо взмывает голос Фредди Меркьюри: «Барселона! Барселона!»

Это была одна из гениальных задумок бессменного организатора Всемирных бардовских слётов Стаса Аршинова: во-первых, это было к месту, а во-вторых, — и это то, ради чего пишу — этот голос, эта песня взорвали звуковое пространство: было ощущение, что лопнул пузырь нашего тёплого междусобойчика, и на нас посыпались звезды испанского неба, дохнуло морем, полился аромат роз — как будто невероятная сила нас выдернула из привычного круга и заставила полететь!..

«Барселона» Фредди Меркьюри и Монсерат Кабалье.

Эпизод второй.

2006 год. Грушинский фестиваль. Мы с «Трилогией» — Эльмирой Галеевой и Еленой Фроловой — поём на сцене любимой площадки «Зазеркалье».

Незадолго до этого мы записали наш первый альбом. Записывали его своеобразно: так как Лена живёт в Москве, а мы с Эльмирой в Казани, запись тоже проходила в Казани, то некоторые песни делались так: Лена спела и уехала, а мы с Эльмирой потом дозаписывали свои голоса.

И вот на Грушинском мы встретились в первый раз после записи, и некоторые песни впервые исполняли вживую и втроём. В частности, песню Елены Фроловой «Мухамбази».

Очень часто, когда мы поём втроём, происходят удивительные (для нас самих) вещи. Иногда создаётся впечатление, что нас больше: целый хор. А иногда, когда мы с Леной поём дуэтом, вдруг слышится голос Эльмиры. То есть создаётся какое-то особое звуковое пространство, в котором мы дышим вместе, и возникает ощущение, что голоса живут самостоятельной жизнью, сливаясь, разлетаясь, двоясь и троясь, или вдруг превращаясь в один. Это, я думаю, не результат репетиций (репетиций, как раз нам не хватает из-за дальности расстояний), а происходит от того, что нам, встретившись, очень быстро удаётся настроиться друг на друга, вспомнить то состояние, которое испытывали уже не раз. Не скрою, это не всегда удаётся сразу. Бывает, что нужно больше времени: даже часть концерта. Но, не достигнув этого единения душ и голосов, мы пока ещё со сцены не уходили!:)

Так вот, тогда, на Грушинском — была одна из вершин этого душевного родства.

Возможно, оттого, что это была для нас самих премьера, которую, практически не репетируя, мы вынесли на суд зрителя (в том нет ничего хорошего — выходить без репетиций — и обычно мы так не делаем:), но в тот раз рискнули), возможно, от удивительной красоты тех мест: горы, сосны, заходящее солнце. Но мы, спев эту песню, очень долго — а на сцене время течёт по-другому — не могли выйти из этого состояния. Первой очнулась Лена. Повернулась ко мне с вопросом: какая следующая песня? Я (в полной невесомости, медленно) отвечаю: не знаю; Лена поворачивается к Эльмире: Эльмирочка, какая сейчас песня? Эльмира, с блуждающей улыбкой, скользя взглядом по соснам: не знаю. Хорошо, что Лена — человек решительный, взяла инициативу на себя, объявила следующую песню и программа продолжилась!

«Мухамбази» исполняет «Трилогия».

Эпизод третий.

Я ездила на теплоходе с концертной бригадой: проводила концертные программы в музыкальном салоне. Мне кажется, теплоходный салон — одно из самых подходящих мест для пения романсов.

Наверное, это ощущение сформировалось благодаря судьбоносному для меня кинофильму «Жестокий романс». Судьбоносный он, потому что именно с этого кинофильма началась моя любовь к романсам. Но сейчас не о романсах:)

Наш маршрут проходил через город-герой Волгоград. Все, кто ездил на теплоходе через этот город, знают, что существует традиция — опускать в воду цветы с борта теплохода и замолкать на минуту в память о великом подвиге советского солдата в Сталинградской битве.

И вот наш теплоход вновь отправляется в путь, делает разворот и перед нами возникает великая статуя Родины-матери, и в этот самый момент по теплоходной трансляции начинает звучать песня из нашего альбома «Негромкие песни Великой войны» — «Давай закурим». Эта песня начинается с гитарного вступления, которое можно считать позывными. Я вздрогнула от неожиданности. А потом мурашки побежали по коже.

…Когда я пою песню на сцене или записываю в студии — песни меня очень трогают и волнуют. Но к своим готовым записям я отношусь спокойно. А в этот раз я слушала со слезами на глазах — наверное, от того, что «столкнулись» — два великих памятника — Родина-мать и Великая песня — которые никогда не дадут нам забыть о бессмертном подвиге советского солдата!

«Давай закурим!»