Москва. Глубины и высоты
17 февраля 2007
Концерт Юлии Зиганшиной и Елены Фроловой, прошедший 17 февраля в театре Камбуровой, сулил много необычного. Заранее интриговало название — «Полгода до августа», мерцающее поэтическими ассоциациями, но не связанное ни с какой конкретной эпохой, жанром или авторством. Каждый зритель мог наполнять заявленный образ своими личными ощущениями и ожиданиями. Столь же многозначным выглядел и состав исполнителей. Елена Фролова и Юлия Зиганшина, кажется, впервые проводили общий концерт. Они даже поначалу заговорили о своем совместном концерте как об усеченном трио — «Трилогии», объединяющей их с Эльмирой Галеевой. «Отсутствие… вернее, незримое присутствие нашего третьего мы всегда ощущаем», — пояснили Елена и Юля зрителям. Но различие оказалось существенно более глубоким. Когда Лена, Юля и Эльмира собираются трио, царит впечатление общности и содружества. Нарастают и множатся переклички, плавны и полнозвучны переходы. На первый план выходит красота и гармония многоголосья. Теперь же отсутствие привычного «третьего» в двойном концерте Зиганшиной и Фроловой заострило и высветило невероятное богатство, таящееся именно в контрастах.
Самодостаточность, независимость каждого исполнителя на этом концерте проявилась еще и в том, что Елена Фролова в самом начале сказала: «Сегодня для меня — особенный концерт! Весь день радовалась, что иду слушать свою любимую певицу — одну из лучших в России» (и, действительно, в первом отделении заняла место слушателя). Почти все первое отделение в фокусе зрительского внимания была только Юлия. Говорю «почти», потому что после любимых слушателями «Черемухи» Луизы Леонтьевой и песен Окуджавы, прозвучало несколько романсов на стихи поэта Алексея Гомазкова. А затем Юля пригласила на сцену и его самого — уже в качестве исполнителя. Эмоциональность, тонкий лиризм, глубина пения Юлии Зиганшиной сменилась не менее эмоциональным, но более ироничным, театральным, игровым, невероятно впечатляющим исполнением песен А.Вертинского Алексеем Гомазковым. Его общение со зрителями было свободным, уверенным и остроумным, по рядам разлился смех. Однако когда гитара вернулась к Юле, зал опять полностью подчинился красоте и пластичности ее тембра, мощи и энергии темперамента.
Продолжилось первое отделение чередой классических романсов, которые в исполнении Зиганшиной звучат обжигающе современно. Ни налета искусственности или архаизма, ни малейшего пафоса или стремления к «красивости»… Простота и сдержанность, выверенность и продуманность каждого звука или паузы. И одновременно — достоверность и истовость чувств. В исполнении Юли даже хрестоматийные романсовые тексты (не говоря о менее известных романсах) оживают, обретают непредсказуемость и силу. За этой тайной можно следить на каждом концерте, затаив дыхание, но так и не приблизиться к ее разгадке. Возможно, ключ — в универсальности, неподвластности времени эмоциональной жизни человека. Романс раскрывает состояние души в минуту переживания болезненного контраста — столкновения с прошлым, которое так и не отпустило, открытия мучительной правды (ревности, разочарования, отвергнутости). Все эти драматические переходы, противоречивое и непосредственное движение чувств, Юлия Зиганшина передает с тончайшим психологизмом. Поражает диапазон возможностей не только ее голоса, но и ее способности к сопереживанию — дара сочувствовать, сострадать человеческой боли, душевным волнениям и конфликтам, без которого невозможно раскрытие всей глубины эмоций.
В момент пения Юлии Зиганшиной особый вес обретает пауза, «островок тишины» внутри песни. Замирание звука, умелое использование паузы вызывают ощущение постоянного присутствия в мире певицы Другого — близкого человека, к чьим чувствам она прислушивается. Зритель как будто наблюдает за реально свершающейся драмой отношений с неожиданным финалом. Парадокс в том, что в Юлином исполнении, как и на высотах театрального искусства, даже зная наизусть и сотни раз уже услышав романс, так и продолжаешь до последней минуты волноваться: действительно ли «он уехал» и больше не вернется? Так ли уж непоправимо «она любит другого» и стоит перед алтарем рядом с насмешливым соперником лирического героя?
По законам жанра все утраты оказываются роковыми и необратимыми. Нотут-то и начинаешь особенно остро воспринимать еще одну ключевую особенность исполнительского мастерства Зиганшиной. В ее пении поражает, наряду с эмоциональностью, колоссальная внутренняя сила, устойчивость, осознание своих глубинных «корней». Финальный катарсис рождается не только из сочувствия, но и из неустранимого ощущения опоры, из надежности души, способной выдержать и воспринять все мучительные контрасты, приносимые жизнью. Души, обретающей в этих испытаниях мудрость и зоркость, умение поддерживать других и дарить им утешение.
Татьяна АЛЕКСЕЕВА
Самодостаточность, независимость каждого исполнителя на этом концерте проявилась еще и в том, что Елена Фролова в самом начале сказала: «Сегодня для меня — особенный концерт! Весь день радовалась, что иду слушать свою любимую певицу — одну из лучших в России» (и, действительно, в первом отделении заняла место слушателя). Почти все первое отделение в фокусе зрительского внимания была только Юлия. Говорю «почти», потому что после любимых слушателями «Черемухи» Луизы Леонтьевой и песен Окуджавы, прозвучало несколько романсов на стихи поэта Алексея Гомазкова. А затем Юля пригласила на сцену и его самого — уже в качестве исполнителя. Эмоциональность, тонкий лиризм, глубина пения Юлии Зиганшиной сменилась не менее эмоциональным, но более ироничным, театральным, игровым, невероятно впечатляющим исполнением песен А.Вертинского Алексеем Гомазковым. Его общение со зрителями было свободным, уверенным и остроумным, по рядам разлился смех. Однако когда гитара вернулась к Юле, зал опять полностью подчинился красоте и пластичности ее тембра, мощи и энергии темперамента.
Продолжилось первое отделение чередой классических романсов, которые в исполнении Зиганшиной звучат обжигающе современно. Ни налета искусственности или архаизма, ни малейшего пафоса или стремления к «красивости»… Простота и сдержанность, выверенность и продуманность каждого звука или паузы. И одновременно — достоверность и истовость чувств. В исполнении Юли даже хрестоматийные романсовые тексты (не говоря о менее известных романсах) оживают, обретают непредсказуемость и силу. За этой тайной можно следить на каждом концерте, затаив дыхание, но так и не приблизиться к ее разгадке. Возможно, ключ — в универсальности, неподвластности времени эмоциональной жизни человека. Романс раскрывает состояние души в минуту переживания болезненного контраста — столкновения с прошлым, которое так и не отпустило, открытия мучительной правды (ревности, разочарования, отвергнутости). Все эти драматические переходы, противоречивое и непосредственное движение чувств, Юлия Зиганшина передает с тончайшим психологизмом. Поражает диапазон возможностей не только ее голоса, но и ее способности к сопереживанию — дара сочувствовать, сострадать человеческой боли, душевным волнениям и конфликтам, без которого невозможно раскрытие всей глубины эмоций.
В момент пения Юлии Зиганшиной особый вес обретает пауза, «островок тишины» внутри песни. Замирание звука, умелое использование паузы вызывают ощущение постоянного присутствия в мире певицы Другого — близкого человека, к чьим чувствам она прислушивается. Зритель как будто наблюдает за реально свершающейся драмой отношений с неожиданным финалом. Парадокс в том, что в Юлином исполнении, как и на высотах театрального искусства, даже зная наизусть и сотни раз уже услышав романс, так и продолжаешь до последней минуты волноваться: действительно ли «он уехал» и больше не вернется? Так ли уж непоправимо «она любит другого» и стоит перед алтарем рядом с насмешливым соперником лирического героя?
По законам жанра все утраты оказываются роковыми и необратимыми. Но
Татьяна АЛЕКСЕЕВА
