Журнал «Казань». Романс с продолжением

Впервые я увидел Юлию Зиганшину в автобусе. Точнее, в микроавтобусе, на котором знаменитая казанская бард-группа «Уленшпигель» приехала в Москву, чтобы записать виниловый (почти уже забытое слово) диск в студии при телецентре «Останкино». Было это в марте 1993 года. Я жил тогда в Москве, а с «Уленшпигелем» был в дружбе — по фестивалям и редким их приездам в столицу — уже лет пять. Меня разбудили ранним звонком и предложили встречу у метро «ВДНХ».

Первое, что я увидел, влезая в потрёпанную тарахтелку, которую сперва принял за японский «Ниссан» и которая на поверку оказалась польской «Ниссой», было незнакомое мне лицо с очень серьёзными тёмными глазами за слегка тонированными стёклами очков-велосипеда. Серьёзный вид был, впрочем, у всех по простой причине недосыпа: «Уленшпигелю» в студии дали только ночные смены.
Так я познакомился с Юлией Зиганшиной.

Как она поёт, я услышал значительно позже, хотя уже на следующий день после описанных выше событий услышал, как она подпевает: в гостях у наших с «Уленшпигелем» общих друзей мы случайно оказались за столом рядом; я, так сказать, «косился ухом» в сторону соседки и изумлялся густому тёплому тембру, которым она вела свой глубоко третий, если не пятый — в общем раскладе — голос.

В следующий раз мы увиделись через два месяца на фестивале ансамблей авторской песни в подмосковном Пущине. Там Юлия тоже не пела: в составе «Уленшпигеля» она была не только почти не слышна, но и почти не видна за огромной виолончелью. Однако именно в Пущине произошёл маленький, на первый взгляд, эпизод, перевернувший, как оказалось впоследствии, не только жизнь моей героини, но и мою собственную.

Поздним вечером, практически ночью, по окончании всех концертов в тёмном полупустом зале состоялась странная акция: публичное прослушивание свежезаписанного альбома группы «Уленшпигель» — назывался он «Деревья». Последней песней шло «Рождество» Виталика Харисова на стихи Башлачёва, построенное по принципу сольно-ансамблевой переклички; солисты всё время менялись, и полкуплета пела в том числе и Юлия Зиганшина.

Как только раздался в темноте её голос, сразу несколько человек (я в том числе) ринулись к певице, перескакивая через спинки кресел с криками: «Барбара Стрейзанд!»

Глупостью и чёрной неблагодарностью с моей стороны было бы обвинять «Уленшпигель» в том, что он, как сказал Вертинский в фильме «Анна на шее», «скрывал от нас такое сокровище!» Напротив, три года работы в этом ансамбле были для Юлии бесценным творческим опытом, а за знакомство с Зиганшиной — «Уленшпигелю» мой личный земной поклон.

Короче говоря, я влюбился в этот голос, как только услышал его, и совсем не хочу сказать, что я был такой один, просто я оказался последовательней и настойчивей других.

Наше знакомство продолжилось в последний день фестиваля благодаря тому, что пошёл дождь и у меня был зонтик, а у Юлии его не было. После этого мы не виделись год — до следующего Пущино, потом ещё полгода — до моего первого приезда в Казань, потом ещё три месяца — до приезда Юли в Москву, потом ещё полтора…

Многое менялось в жизни: раскололся «Уленшпигель», Зиганшина и Харисов создали «Маятник», а сроки наших с Юлей расставаний всё сокращались, и как-то само собой сложилось, что мой авторский магнитальбом мы записали втроем: Юля, Виталик и я, а в Пущине, начиная с девяносто пятого и заканчивая девяносто восьмым, «Маятник» выступал уже при моём скромном участии, а жил я в то время уже в Казани, — и такое бывает в жизни, но речь не обо мне.

Перелистаем сразу несколько лет и окажемся в дне настоящем.

Почему певица Юлия Зиганшина, получив классическое музыкальное образование (виолончель, а позднее и вокал) и начав с авторской песни, пришла затем к русскому романсу? Отчасти, конечно, роль свою сыграл Его Величество случай: Юля пела романсы давно, больше для друзей, со сцены — эпизодически, а тут вдруг Всероссийский конкурс «Романсиада», сомнения: ехать — не ехать, отборочный тур в Астрахани, неожиданная победа, финал в Москве — ни больше ни меньше — в Колонном зале Дома союзов, лауреатство, высокая оценка таких мастеров как Брегвадзе, Пономарёва, Сличенко — и судьба решена.

Однако, если вдуматься, путь этот совершенно логичен и естественен. Так ли уж далеки друг от друга романс столетней давности и нынешняя бардовская песня? В чём принципиальное различие между романсами Зубова, Юрьева и песнями Окуджавы? Только одно: другое время, эпоха, когда они были написаны. Суть же их едина: интимное, лирическое высказывание автора, который говорит непосредственно от себя, а не от имени общества, о том, что волнует лично его, а не «весь народ», не великий свет и не партию и правительство.

Петь о своём, а не о государственном в России всегда было трудно: гусляров и скоморохов сажали на кол ещё при Иване Грозном, а единственной формой городского фольклора остался, в конце концов, фольклор лагерный: там не боялись петь о своём, всё равно уже сидят. Именно поэтому, кстати, столь удручающе низок уровень современной отечественной эстрады: ведь эстрада — это новая форма народного творчества масс, а если ей не на что больше опереться, как на традиции блатных песен, что от неё ждать?

Но в условиях всегдашнего государственного контроля за искусством оставался маленький оазис, «мирок», как ещё не так давно его официально называли, а по сути — огромный, сложный мир подлинно человеческого лирического творчества. Сто — сто пятьдесят лет назад им был романс, загнанный затем, в советские годы, в подполье, а пятьдесят лет назад им стала авторская песня. Правда, так уж исторически сложилось, что в авторской песне сразу стало больше социальности и, к сожалению, меньше музыки, чем было в романсе, но это и понятно: у истоков романса стояли композиторы, авторскую песню начинали поэты.

Вот и ещё одна причина того, что музыкант Юлия Зиганшина тяготеет ныне к романсу: профессионалу опасно работать с более простым материалом, нежели тот, на котором его потенциал раскрывается полностью.

Сейчас бардовская песня остаётся в сфере общественного интереса, хотя её, как всё и вся, тоже захлестнула коммерция. Оно бы и ничего, если бы уцелели при этом её (песни) главные, определяющие достоинства: личность автора, неповторимая, интересная, и непосредственность общения с публикой. Но что остаётся от этого, когда «Песни XX века» поются со сцены зала «Россия» хором и под полную «фанеру»?

Ну да ладно. Талантливые авторы на Руси, по счастью, еще не перевелись, и пока им есть что сказать лично от себя, а не от коллектива — жива и бардовская песня.

А что же романс? Он переживает сейчас второе рождение, настоящий бум. Что это — только лишь ностальгия по утраченной «красивой» жизни, по «России, которую мы потеряли», или новые поиски душевной гармонии? Исторический ли это жанр или новые его формы только нарождаются? Ведь современные авторы тоже пишут романсы, и куда прикажете их отнести — к авторской песне или непосредственно к романсу? Не стоит, мне кажется, гадать — суть, повторюсь, одна.

С 2000 года в Казани существует салон Юлии Зиганшиной «Казанский романс», где выступают и классические, и неклассические певцы, а также барды: например, Елена Фролова из Суздаля или наша землячка Эльмира Галеева.

Что до самой Зиганшиной, она даёт много концертов, гастролирует от Тюмени до Франкфурта, с ней работают прекрасные музыканты: изумительный гитарист и аранжировщик Александр Лаврентьев; юная, тонкая(в прямом и переносном смысле) скрипачка Ася Бакирова; лиричная, но цепкая пианистка Елена Максимова; темпераментное джазовое трио «Доктор Джаз»… Высоколобые московские критики сравнивают Юлю с Александрой Андреевной Фукс, которая была хозяйкой литературно-музыкального салона в Казани первой половины XIX века. Подобные сравнения неизбежно хромают, но всё равно приятно.

Не забыта Зиганшиной и alma mater — авторская песня: в её планах запись нового альбома (а было уже три — с романсами) под рабочим названием «Песни и романсы моих друзей». Будет ли на нём представлен такой автор как Юлия Зиганшина? Возможно. Был грех в нашей общей биографии: мы написали аж четыре песни (Юля — музыку, я — текст), причём все разные. Одна — фолк-рок (поклон «Уленшпигелю» уже второго состава), другая — мрачная минорная босса-нова, третья — барокко и только четвертая — вроде бы романс. На этом сочинительский пыл Зиганшиной иссяк: «Столько уже написано прекрасных песен, которые хочется успеть спеть, — сказала она, — стоит ли тратить время и силы для написания своих ещё неизвестно каких?» Это её выбор, осознанный выбор профессионала, и его следует уважать.

В заключение должен заметить, что Юлия Зиганшина по-прежнему остаётся моей любимой певицей, что совсем не мешает ей вот уже пять лет быть моей обожаемой женой. Счастья тебе, Юлька!

ГОМАЗКОВ Алексей Олегович,
член Союза писателей Москвы