Четвёртый концерт из цикла "Герои моего романса".
Матвей Блантер. "В городском саду".
Матвей Блантер
Фотографии с концерта!
Сценарий концерта, посвящённого Матвею Блантеру.
В городском саду (Блантер Фатьянов)
Матвей Блантер родился 10 февраля 1903 года в городе Почепе Брянской губернии в еврейской купеческой семье.
Он вспоминает о своём детстве:
«Мне было лет семь. Мама послала меня за чем-то к соседке, и там я увидел открытый рояль. Нажал клавишу старого, разбитого инструмента. И погиб. С этой минуты я был покорен музыкой. Со слезами упросил отца откупить у соседки этот старый рояль».
Ещё до Первой мировой войны семья Блантеров переселилась в Курск, где Матвей обучался в реальном училище, пел в хоре, участвовал в оркестре драматического театра.
Затем учился в Курском музыкальном училище по классам фортепиано и скрипки. А весной 1917 года уехал в Москву, где занимался в Музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества (ныне Российский университет театрального искусства — ГИТИС) на отделениях теории музыки и композиции.
С начала 20 — годов Блантер — заведующий музыкальной частью разных московских театров, яркий театральный композитор.
Его произведения того времени созданы им в стиле легкой, кабарешной, несколько даже хулиганской танцевальной музыки. А первая его песня — вот этот фокстрот, написанный им в 20 лет.
Джон Грей (Блантер Масс)
В 1930-х годах его стиль меняется к более известному для нас теперь.
Он вспоминает:
«У меня появились и другие фокстроты и танго — «Фудзияма», «Багдад», «Сильнее смерти»... Я стал популярен. Коррективы в мою жизнь внесла Рабочая ассоциация пролетарских музыкантов — она повела решительную борьбу с композиторами, сочиняющими эстрадную легкую музыку, в том числе и со мной, как с «главным фокстротчиком». Трудно сказать, как бы сложилась моя судьба, если бы мне не предложили возглавить музыкальную часть молодого театра на Магнитке... На Магнитке я стал писать другие песни.
Песня о Щорсе (Блантер Голодный)
Разумеется, Блантер стал писать не только маршевые песни гражданского содержания: он очень быстро стал одним из законодателей мод в таком великом жанре, как советская лирическая песня.
В час заката (Блантер Лившиц)
А эту мелодию Блантер, будучи страстным болельщиком команды ЦДКА, «поймал» в метро, на эскалаторе. Но это не было случайностью. Идею написать марш, под который команды выходят на поле, подал ему комментатор Вадим Синявский. Б. с секундомером проверил, какой длины должно быть произведение. Это было в конце 30-х годов. Вечное и очень актуальное сейчас произведение.
Футбольный марш (Блантер)
Блантер вспоминает:
«Много песен у меня на стихи Константина Симонова. Я всегда ощущал его теплое к себе отношение, любил его, но и предположить не мог, что напишу несколько очень дорогих мне песен на его стихи. В январе сорок второго года, когда многие из композиторов и литераторов жили в гостинице „Москва“ (семьи наши были в эвакуации, отопление в домах не работало), как-то пришел туда Костя и подарил мне сборник своих стихов „С тобой и без тебя“. Инструмента у меня в номере не было. Но в холле, на седьмом этаже, стоял рояль. Туда я и отправился поиграть. Дорогой встретил писателя Евгения Петрова, человека фанатически влюбленного в музыку. Сыграл ему „Жди меня“, а Женя вдруг давай собирать народ, чтобы все послушали. Послушали они и ... запели».
Жди меня (Блантер Симонов)
Блантер вспоминает:
«Чуть позже Симонов написал пьесу „Жди меня“. Мне предложили написать для спектакля несколько песен. В их числе была и „От Москвы до Бреста“. В спектакле родилась и еще одна из любимых мною песен. Была там сцена в землянке. Лежит там тяжело раненный летчик, а девушки-партизанки тихонько напевают ему. На репетиции мне подумалось, что песня не должна быть современной, скорее — старинной, причем, словно сохранившейся еще с давней войны. Почему-то вспомнился мне Денис Давыдов, „Война и мир“.
Костя мою идею поддержал. Но режиссёр предупредил нас, что песня нужна к следующей репетиции — спектакль уже выпускался. Договорились мы с Костей, что по форме это будут лирические страдания, но с оттенком трагедийным, и отправились работать... Утром приезжаю к Симонову с готовой мелодией, он мне дает готовые стихи. Я прочел их, положил на рояль и спел песню. Выясняется, что — то и другое написано абсолютно в одном и том же размере. Песня эта — „Как служил солдат“ — многими считалась и до сих пор считается народной».
Сейчас прозвучат обе упомянутые песни из этого спектакля.
Как служил солдат (Блантер Симонов)
От Москвы до Бреста (Блантер Симонов)
Блантер вспоминает:
«Во время Великой Отечественной войны композиторы часто бывали на фронте. (Мое «боевое крещение» произошло под Можайском, где мы были с поэтом Виктором Гусевым.) В конце марта 1945 года мы с Тихоном Хренниковым оказались уже на территории Германии, наши войска занимали тогда плацдарм по Одеру. Поехали мы для того, чтобы сочинить новые песни, рассчитывая на помощь наших товарищей-поэтов, которые работали во фронтовых газетах. Но нам пришлось трудно, потому что в воздухе носились разговоры о последнем наступлении — на Берлин, и военным корреспондентам было и не до нас, и не до песен. Мы чувствовали себя не у дел и болезненно это переживали.
Как-то командование Восьмой Гвардейской Армии пригласило Тихона Хренникова и меня на обед. После обеда нас попросили спеть. До этого мне и в голову не приходило, что я могу петь для публики. Волновался сначала ужасно, но нас просили петь еще и еще. В результате мы спели по 12 песен каждый. Получился импровизированный концерт.
Постепенно мы превратились в настоящих «вокалистов» со всеми вытекающими отсюда последствиями: боялись охрипнуть, стали чуть ли не распеваться перед концертами...
23 апреля, когда нам все уже было нипочем — мы чувствовали себя маститыми исполнителями, нас пригласили в штаб фронта. После концерта один из офицеров сказал:
— Спасибо вам большое. Не знаем даже, как вас отблагодарить!
Тогда я спросил:
— Нельзя ли послать домой телеграмму?
И была отправлена телеграмма следующего содержания: «Москва, Союз композиторов. Сердечный привет из Берлина. Блантер. Хренников».
Солнце скрылось за горою (Блантер Коваленков)
Песни Блантера покорили не только всю страну и всю землю, а и космос. Та, что прозвучит сейчас, написанная в 1962 году, стала самой любимой у наших космонавтов. Не только устремлена в будущее, но и связывает воедино историю и перспективу.
Перед дальней дорогой (Блантер Дыховичный)
Блантер вспоминает:
«Пожалуй, больше всего песен я написал с Михаилом Васильевичем Исаковским. Я считаю Исаковского поэтом замечательным, в смысле музыкальности стиха, какой-то особенной песенности. Ведь песенные стихи, прежде всего, это не просто тексты будущих песен, как иногда считается. Это — стихи, которые таят в себе музыку. Не случайно так много произведений написано на стихи Пушкина и Лермонтова. А вот на стихи Маяковского — нет. Однажды я оказался участником запомнившегося разговора. Это было у Бриков. Владимир Владимирович только что вернулся из Парижа. Он много и интересно рассказывал о своей поездке. Когда я собрался уходить, он вдруг обратился ко мне: „Как вы думаете, на мои стихи когда-нибудь напишут песни?“ — „Нет, Владимир Владимирович, думаю, что нет. Я-то точно не смогу. У Вас такой чеканный ритм, что композитору тут делать нечего. Не будет звучать у него ни одна нота...“ — „Ну и пусть!“ Мне все же не показалось, что мое предсказание Маяковского обрадовало...
Удивительно легко было писать на стихи Исаковского».
Прозвучат две песни.
Полюбила я парнишку (Блантер Исаковский)
Лучше нету того цвету (Блантер Исаковский)
Блантер вспоминает:
«Как-то поэт Илья Сельвинский прочитал мне свои новые стихи, точнее одно четверостишие:
За высокими горами, за глубокими морями,
Где серебряная речка омывает сон-траву,
Есть горячее сердечко,
В нем я живу.
Мне захотелось сделать из этого песню, и я попросил поэта сочинить хотя бы еще одну строфу с тем, чтобы потом повторить первую. Но Сельвинский не просто досочинил. Нет! Он сделал так, чтобы последняя строфа соединилась, словно влилась в первую. Получилась песня, которую я очень люблю. Не могу сказать, что она стала очень популярной, но считаю её одной из лучших моих песен».
За высокими горами (Блантер Сельвинский)
Блантер рассуждает:
«Что же все-таки делает песню популярной? Ответить однозначно на такой вопрос трудно, даже невозможно. Мне кажется, что специально задаться целью написать популярную песню — задача трудная. Иногда песня получается. Можно назвать это вдохновением... Но, конечно, есть какие-то приемы ремесла, в самом лучшем смысле этого слова. Например, если хочешь написать детскую песню и выбираешь стихи Маршака или Михалкова, то помнишь и о диапазоне ребячьих голосов, слышишь нужные интонации, думаешь и о том, где будут петь дети — дома или на улице... Постепенно вырастает музыкальная идея, главная тема мелодии».
Весёлое звено (Блантер Михалков)
Композитор Оскар Фельцман вспоминает:
«Перед началом одного кремлёвского концерта мы были одеты строго — в чёрных костюмах. Блантер, посмотрев на меня удивлённо, спросил: «А ты почему не надел ордена?» Я ответил: «У меня их нет». Тогда Блантер снял свой орден Ленина и положил в карман, сказав при этом: «Тогда и у меня орденов нет».
По воспоминаниям Блантера и о нём хорошо видно, какой это был надёжный товарищ, и, кроме того, лёгкий в общении и остроумный человек. Проявлялось это и в песнях, например — в этих двух — на букву Ч.
Часики (Блантер Матусовский)
Чемодан (Блантер Симонов)
Приближаясь к финалу концерта, подытожим: Блантер стал одним из самых знаменитых и любимых композиторов своей эпохи и не только её. Разноплановый. Вспомним ещё одну раннюю песню Блантера — с отчётливыми интонациями джаза 20-х годов.
Этот цветок (Блантер Масс)
Блантер был признан не только публикой, но и своими коллегами, что нечасто случается в творческом мире.
В. Соловьёв-Седой: «... Я много ездил по нашей стране и по миру. И, встречаясь с песнями Блантера, которые так хорошо повсюду знают и так любят петь люди, каждый раз испытывал чувство искренней радости».
А в воспоминаниях известного шахматиста и пианиста Марка Тайманова есть интересная история про то, как международный гроссмейстер пришёл в гости к великому композитору Дмитрию Шостаковичу, и увидел там на стене рядом с портретом Людвига ван Бетховена фотографию Матвея Блантера. Дмитрий Дмитриевич соседство объяснил так: «Это Мотя принёс свой портрет и повесил. Ну и пусть висит».
Наверное, из-за этого счастливого сочетания таланта, остроумия и дружелюбия Блантер и его песни не забыты и любимы до сих пор.
Незабытая песня (Блантер Матусовский)
«Я не страдаю манией величия, отдаю себе отчет в том, что работаю всего лишь в области популярной музыки. Так уж повелось с давних времен, что песенки и даже песни, как бы широко известны они ни становились, уходят из жизни, не в пример классической, большой, как я ее называю, музыке, которая в лучших своих образцах живет века. Возраст обязывает меня трезво оценивать успех некоторых моих песен в смысле их долголетия. И чем старше я становился, тем все более и более укреплялся во мнении, что лишь те песни, истоки которых народны, могут существовать довольно продолжительный срок. Кроме истоков успех песни определяет, прежде всего, стихотворный материал. Убежден, если есть у меня песенные удачи, то я обязан разделить их с поэтами, с которыми вместе работал».
Матвей Блантер.
В заключение нашего концерта.
Спокойной ночи (Блантер Давидович)
Катюша (Блантер Исаковский)
Матвей Блантер родился 10 февраля 1903 года в городе Почепе Брянской губернии в еврейской купеческой семье.
Он вспоминает о своём детстве:
«Мне было лет семь. Мама послала меня за чем-то к соседке, и там я увидел открытый рояль. Нажал клавишу старого, разбитого инструмента. И погиб. С этой минуты я был покорен музыкой. Со слезами упросил отца откупить у соседки этот старый рояль».
Ещё до Первой мировой войны семья Блантеров переселилась в Курск, где Матвей обучался в реальном училище, пел в хоре, участвовал в оркестре драматического театра.
Затем учился в Курском музыкальном училище по классам фортепиано и скрипки. А весной 1917 года уехал в Москву, где занимался в Музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества (ныне Российский университет театрального искусства — ГИТИС) на отделениях теории музыки и композиции.
С начала 20 — годов Блантер — заведующий музыкальной частью разных московских театров, яркий театральный композитор.
Его произведения того времени созданы им в стиле легкой, кабарешной, несколько даже хулиганской танцевальной музыки. А первая его песня — вот этот фокстрот, написанный им в 20 лет.
Джон Грей (Блантер Масс)
В 1930-х годах его стиль меняется к более известному для нас теперь.
Он вспоминает:
«У меня появились и другие фокстроты и танго — «Фудзияма», «Багдад», «Сильнее смерти»... Я стал популярен. Коррективы в мою жизнь внесла Рабочая ассоциация пролетарских музыкантов — она повела решительную борьбу с композиторами, сочиняющими эстрадную легкую музыку, в том числе и со мной, как с «главным фокстротчиком». Трудно сказать, как бы сложилась моя судьба, если бы мне не предложили возглавить музыкальную часть молодого театра на Магнитке... На Магнитке я стал писать другие песни.
Песня о Щорсе (Блантер Голодный)
Разумеется, Блантер стал писать не только маршевые песни гражданского содержания: он очень быстро стал одним из законодателей мод в таком великом жанре, как советская лирическая песня.
В час заката (Блантер Лившиц)
А эту мелодию Блантер, будучи страстным болельщиком команды ЦДКА, «поймал» в метро, на эскалаторе. Но это не было случайностью. Идею написать марш, под который команды выходят на поле, подал ему комментатор Вадим Синявский. Б. с секундомером проверил, какой длины должно быть произведение. Это было в конце 30-х годов. Вечное и очень актуальное сейчас произведение.
Футбольный марш (Блантер)
Блантер вспоминает:
«Много песен у меня на стихи Константина Симонова. Я всегда ощущал его теплое к себе отношение, любил его, но и предположить не мог, что напишу несколько очень дорогих мне песен на его стихи. В январе сорок второго года, когда многие из композиторов и литераторов жили в гостинице „Москва“ (семьи наши были в эвакуации, отопление в домах не работало), как-то пришел туда Костя и подарил мне сборник своих стихов „С тобой и без тебя“. Инструмента у меня в номере не было. Но в холле, на седьмом этаже, стоял рояль. Туда я и отправился поиграть. Дорогой встретил писателя Евгения Петрова, человека фанатически влюбленного в музыку. Сыграл ему „Жди меня“, а Женя вдруг давай собирать народ, чтобы все послушали. Послушали они и ... запели».
Жди меня (Блантер Симонов)
Блантер вспоминает:
«Чуть позже Симонов написал пьесу „Жди меня“. Мне предложили написать для спектакля несколько песен. В их числе была и „От Москвы до Бреста“. В спектакле родилась и еще одна из любимых мною песен. Была там сцена в землянке. Лежит там тяжело раненный летчик, а девушки-партизанки тихонько напевают ему. На репетиции мне подумалось, что песня не должна быть современной, скорее — старинной, причем, словно сохранившейся еще с давней войны. Почему-то вспомнился мне Денис Давыдов, „Война и мир“.
Костя мою идею поддержал. Но режиссёр предупредил нас, что песня нужна к следующей репетиции — спектакль уже выпускался. Договорились мы с Костей, что по форме это будут лирические страдания, но с оттенком трагедийным, и отправились работать... Утром приезжаю к Симонову с готовой мелодией, он мне дает готовые стихи. Я прочел их, положил на рояль и спел песню. Выясняется, что — то и другое написано абсолютно в одном и том же размере. Песня эта — „Как служил солдат“ — многими считалась и до сих пор считается народной».
Сейчас прозвучат обе упомянутые песни из этого спектакля.
Как служил солдат (Блантер Симонов)
От Москвы до Бреста (Блантер Симонов)
Блантер вспоминает:
«Во время Великой Отечественной войны композиторы часто бывали на фронте. (Мое «боевое крещение» произошло под Можайском, где мы были с поэтом Виктором Гусевым.) В конце марта 1945 года мы с Тихоном Хренниковым оказались уже на территории Германии, наши войска занимали тогда плацдарм по Одеру. Поехали мы для того, чтобы сочинить новые песни, рассчитывая на помощь наших товарищей-поэтов, которые работали во фронтовых газетах. Но нам пришлось трудно, потому что в воздухе носились разговоры о последнем наступлении — на Берлин, и военным корреспондентам было и не до нас, и не до песен. Мы чувствовали себя не у дел и болезненно это переживали.
Как-то командование Восьмой Гвардейской Армии пригласило Тихона Хренникова и меня на обед. После обеда нас попросили спеть. До этого мне и в голову не приходило, что я могу петь для публики. Волновался сначала ужасно, но нас просили петь еще и еще. В результате мы спели по 12 песен каждый. Получился импровизированный концерт.
Постепенно мы превратились в настоящих «вокалистов» со всеми вытекающими отсюда последствиями: боялись охрипнуть, стали чуть ли не распеваться перед концертами...
23 апреля, когда нам все уже было нипочем — мы чувствовали себя маститыми исполнителями, нас пригласили в штаб фронта. После концерта один из офицеров сказал:
— Спасибо вам большое. Не знаем даже, как вас отблагодарить!
Тогда я спросил:
— Нельзя ли послать домой телеграмму?
И была отправлена телеграмма следующего содержания: «Москва, Союз композиторов. Сердечный привет из Берлина. Блантер. Хренников».
Солнце скрылось за горою (Блантер Коваленков)
Песни Блантера покорили не только всю страну и всю землю, а и космос. Та, что прозвучит сейчас, написанная в 1962 году, стала самой любимой у наших космонавтов. Не только устремлена в будущее, но и связывает воедино историю и перспективу.
Перед дальней дорогой (Блантер Дыховичный)
Блантер вспоминает:
«Пожалуй, больше всего песен я написал с Михаилом Васильевичем Исаковским. Я считаю Исаковского поэтом замечательным, в смысле музыкальности стиха, какой-то особенной песенности. Ведь песенные стихи, прежде всего, это не просто тексты будущих песен, как иногда считается. Это — стихи, которые таят в себе музыку. Не случайно так много произведений написано на стихи Пушкина и Лермонтова. А вот на стихи Маяковского — нет. Однажды я оказался участником запомнившегося разговора. Это было у Бриков. Владимир Владимирович только что вернулся из Парижа. Он много и интересно рассказывал о своей поездке. Когда я собрался уходить, он вдруг обратился ко мне: „Как вы думаете, на мои стихи когда-нибудь напишут песни?“ — „Нет, Владимир Владимирович, думаю, что нет. Я-то точно не смогу. У Вас такой чеканный ритм, что композитору тут делать нечего. Не будет звучать у него ни одна нота...“ — „Ну и пусть!“ Мне все же не показалось, что мое предсказание Маяковского обрадовало...
Удивительно легко было писать на стихи Исаковского».
Прозвучат две песни.
Полюбила я парнишку (Блантер Исаковский)
Лучше нету того цвету (Блантер Исаковский)
Блантер вспоминает:
«Как-то поэт Илья Сельвинский прочитал мне свои новые стихи, точнее одно четверостишие:
За высокими горами, за глубокими морями,
Где серебряная речка омывает сон-траву,
Есть горячее сердечко,
В нем я живу.
Мне захотелось сделать из этого песню, и я попросил поэта сочинить хотя бы еще одну строфу с тем, чтобы потом повторить первую. Но Сельвинский не просто досочинил. Нет! Он сделал так, чтобы последняя строфа соединилась, словно влилась в первую. Получилась песня, которую я очень люблю. Не могу сказать, что она стала очень популярной, но считаю её одной из лучших моих песен».
За высокими горами (Блантер Сельвинский)
Блантер рассуждает:
«Что же все-таки делает песню популярной? Ответить однозначно на такой вопрос трудно, даже невозможно. Мне кажется, что специально задаться целью написать популярную песню — задача трудная. Иногда песня получается. Можно назвать это вдохновением... Но, конечно, есть какие-то приемы ремесла, в самом лучшем смысле этого слова. Например, если хочешь написать детскую песню и выбираешь стихи Маршака или Михалкова, то помнишь и о диапазоне ребячьих голосов, слышишь нужные интонации, думаешь и о том, где будут петь дети — дома или на улице... Постепенно вырастает музыкальная идея, главная тема мелодии».
Весёлое звено (Блантер Михалков)
Композитор Оскар Фельцман вспоминает:
«Перед началом одного кремлёвского концерта мы были одеты строго — в чёрных костюмах. Блантер, посмотрев на меня удивлённо, спросил: «А ты почему не надел ордена?» Я ответил: «У меня их нет». Тогда Блантер снял свой орден Ленина и положил в карман, сказав при этом: «Тогда и у меня орденов нет».
По воспоминаниям Блантера и о нём хорошо видно, какой это был надёжный товарищ, и, кроме того, лёгкий в общении и остроумный человек. Проявлялось это и в песнях, например — в этих двух — на букву Ч.
Часики (Блантер Матусовский)
Чемодан (Блантер Симонов)
Приближаясь к финалу концерта, подытожим: Блантер стал одним из самых знаменитых и любимых композиторов своей эпохи и не только её. Разноплановый. Вспомним ещё одну раннюю песню Блантера — с отчётливыми интонациями джаза 20-х годов.
Этот цветок (Блантер Масс)
Блантер был признан не только публикой, но и своими коллегами, что нечасто случается в творческом мире.
В. Соловьёв-Седой: «... Я много ездил по нашей стране и по миру. И, встречаясь с песнями Блантера, которые так хорошо повсюду знают и так любят петь люди, каждый раз испытывал чувство искренней радости».
А в воспоминаниях известного шахматиста и пианиста Марка Тайманова есть интересная история про то, как международный гроссмейстер пришёл в гости к великому композитору Дмитрию Шостаковичу, и увидел там на стене рядом с портретом Людвига ван Бетховена фотографию Матвея Блантера. Дмитрий Дмитриевич соседство объяснил так: «Это Мотя принёс свой портрет и повесил. Ну и пусть висит».
Наверное, из-за этого счастливого сочетания таланта, остроумия и дружелюбия Блантер и его песни не забыты и любимы до сих пор.
Незабытая песня (Блантер Матусовский)
«Я не страдаю манией величия, отдаю себе отчет в том, что работаю всего лишь в области популярной музыки. Так уж повелось с давних времен, что песенки и даже песни, как бы широко известны они ни становились, уходят из жизни, не в пример классической, большой, как я ее называю, музыке, которая в лучших своих образцах живет века. Возраст обязывает меня трезво оценивать успех некоторых моих песен в смысле их долголетия. И чем старше я становился, тем все более и более укреплялся во мнении, что лишь те песни, истоки которых народны, могут существовать довольно продолжительный срок. Кроме истоков успех песни определяет, прежде всего, стихотворный материал. Убежден, если есть у меня песенные удачи, то я обязан разделить их с поэтами, с которыми вместе работал».
Матвей Блантер.
В заключение нашего концерта.
Спокойной ночи (Блантер Давидович)
Катюша (Блантер Исаковский)
